ПыСы Народ, наверняка, не отписывался, чтобы не флудить. А я, бяка, все-таки нафлудила

Глава 11. Реальность кусается.

Билл прислонился к входной двери, чувствуя, что без этой опоры он просто рухнет на пол. Сердце бешено трепыхалось где-то в горле, будто он только что пробежал марафон, предметы перед глазами устроили дикую карусель, а в центре этой карусели появилось лицо Тома, раскрасневшееся, с растерянной улыбкой на припухших влажных губах и отчаянно счастливым блеском в глазах. Именно таким Билл и увидел Тома, когда, наконец, смог открыть глаза после их умопомрачительного поцелуя.
Билл прикоснулся пальцами к губам, пробуя их на ощупь, все еще не веря, что такое могло произойти с ним. Он не мог понять, от чего он больше счастлив, или оттого, что любил сам, или оттого, что чувствовал себя любимым.
Это было так странно, ведь раньше его еще никогда не любили. Нет, его, наверное, любила мама когда-то, и Розенберги по-своему тоже очень любили Билла, но вот так страстно и безрассудно, как это делал Том, еще никто.
Его губы все еще помнили вкус языка, так нежно, но властно распоряжавшегося у него во рту, и он поймал себя на мысли, что хочет принадлежать Тому целиком, отдавать ему всего себя, свое сердце, душу и… тело. Билл залился краской и закрыл лицо руками, не в силах перенести этой мысли. Том смог пробудить в нем такие желания, о которых он раньше даже не подозревал. У него кружилась голова от жажды снова почувствовать уверенные ладони Тома на своей спине и податливо выгнуться под этими прикосновениями, крепко прижимаясь своими бедрами к бедрам Тома. Он хотел… он просто хотел, сам не зная, чего, но это желание, мучительное, но такое сладкое, приносило наслаждение.
- Билл, ужин уже на столе, - за стуком собственного сердца в ушах Билл с трудом разобрал голос Марты.
Молчание могло вызвать ненужные вопросы, но сил говорить просто не было.
- Спасибо, я не буду, не хочу, - сказал Билл тихо, и не заботясь больше о том, услышала ли Марта его ответ, бросился вверх по лестнице в свою комнату.

- С Биллом что-то странное происходит, - покачала головой Марта Розенберг, осторожно наливая себе чашку крепкого горячего кофе. – Неужели известие о выступлении в Берлине на него так подействовало? Хотя я бы на его месте тоже волновалась, такая ответственность.
Герр Розенберг улыбнулся так, чтобы жена этого не заметила. Марта, конечно, была очень доброй женщиной, отзывчивой и радушной, но он уже давно обнаружил, что у его жены напрочь отсутствует свойственная многим женщинам интуиция и умение безошибочно разбираться в самых тонких нюансах чувств и поступков других людей.
- Он не волнуется по поводу выступления, Марта. Мальчик просто влюблен.
Герр Розенберг поблагодарил жену за ужин, и, не отвечая на ее удивленные возгласы, вышел из кухни и поспешил подняться наверх.
- Билл? – Розенберг осторожно постучал в дверь. – Я могу войти?
Билл был благодарен своему опекуну за то, что тот неукоснительно соблюдал его право на личное пространство, ему очень были нужны эти несколько секунд, пока Розенберг ожидал его разрешения за дверью, чтобы привести мысли в относительный порядок. Розенберг был очень проницательным человеком, а всегда такого простодушного и слегка наивного Билла он вообще мог читать, как открытую книгу, но Билл вовсе не желал ни с кем делиться сейчас своими чувствами. Они принадлежали только ему. И еще Тому.
- Войдите, - Билл схватил какой-то учебник, распахнул его на первой попавшейся странице, и когда дверь открылась, он сделал вид, что внимательно читает.
- Билл, извини, что отвлекаю, но…я могу с тобой поговорить?
- Да, конечно. – Билл едва слышно вздохнул, сообразив, что от разговора ему никак не уклониться. Он почему-то не сомневался, что речь пойдет о его собственной персоне, его витание в облаках последние несколько дней невозможно было не заметить. Хорошо еще, что опекун не был так любопытен, как Марта, иначе Биллу пришлось бы совсем туго.
- Билл, что происходит? – голос звучал очень мягко, почти нежно. Розенберг никогда не мог разговаривать с Биллом по-другому, он слишком переживал за этого мальчика. – Только не говори сразу, что все в порядке, взвесь свои слова, ты же знаешь, что любую проблему можно решить сообща. Если ты расскажешь о том, что тебя беспокоит, я, возможно, смогу помочь тебе. Я не буду смеяться или осуждать.
Но Билл твердо решил не сдаваться.
- На самом деле все хорошо, я просто… просто немного волнуюсь из-за поездки в Берлин, - сам того не зная, он пересказал версию Марты.
- Билл, люди, у которых все в порядке, не читают книги вверх ногами.
Билл невольно улыбнулся, он даже не заметил, что впопыхах ошибся.
- Я думаю, что она очень достойная девушка, раз смогла привлечь твое внимание.
- Она? - Билл вздрогнул и посмотрел на опекуна, не в силах скрыть изумления.
- Было бы странно, если бы я не заметил, что твое сердце несвободно. Я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь, я ведь тоже был молодым, - герр Розенберг рассмеялся. – По-прежнему не хочешь рассказать?
Билл отрицательно покачал головой.
- Не буду настаивать, конечно, это касается только тебя. Но если возникнут проблемы или сомнения, то знай, что всегда можешь обратиться ко мне. – Розенберг по-отцовски потрепал Билла по волосам и направился к двери. Уже собираясь выйти, он вдруг обернулся и сказал:
- Кстати, если твое чувство взаимно, то мы с Мартой были бы не против познакомиться с этой девушкой.

Билл лежал в темноте на кровати и кусал губы, стараясь сдержать слезы. От желания летать не осталось и следа. У герра Розенберга не возникло даже и тени сомнения, что Билл влюблен в девушку, другого он не мог и предположить. Билл спрашивал себя, почему ему раньше не пришла в голову одна простая мысль: Том – парень, а значит их чувство не имеет право на существование, только не здесь. Оно неправильное, запретное, и первыми, кто выступит против этой любви, будут самые близкие ему люди, истинно считающие однополую любовь грехом и святотатством.
Билл был готов принять ради Тома любые страдания, он знал, что вынесет все: оскорбления, насмешки, даже ненависть окружающих. Даже если Розенберги отвернутся от него, он выдержит. Ему будет очень больно, но он выдержит, ему не привыкать, к тому же с ним будет Том, а что может быть дороже этого? Ради этого внезапного чувства он готов был скитаться, голодать, даже умереть, если понадобится.
Но Билл вовсе не был уверен, что Том тоже к этому готов, что он сможет отказаться от любви и уважения окружающих ради него, несчастного сироты, наивного, глупого и скучного солиста церковного хора. Но… тот поцелуй, губы Тома, его руки и, главное, глаза просто не могли врать.
Сердце Билла снова стали съедать сомнения