Прошло два месяца. Вы думаете, что-то изменилось? Ничего. Любовь осталась. Жестокость перетекла в нежность. Мы заботились друг о друге, впервые в жизни мы по-настоящему любили друг друга. Впервые мы были вместе. Мы словно жили в параллельных мирах, и вот, наконец, встретились.
Я, правда, был счастлив. Я знал, что это все продлится недолго, и со страхом ждал развязки. Кто-то должен умереть, чтобы жил другой. За это счастье назначена слишком высокая цена.
Колоться вместе стало у нас хорошей традицией. Незаметно для самого себя кокаина мне стало мало, и в какой-то момент я перешел на героин. Мне он больше нравился. Кокаин для таких, как мой младший брат. Со временем кокаин просто перестал меня брать. Билл морщил нос при этом слове. Он кололся каждый раз все с большей неохотой, зато с удовольствием мешал себе коктейль из кокаина и спидов. Мне было все равно. Я, конечно, понимал, что медленно скатываюсь все ниже и ниже, но ничего даже не пытался исправить.
Моему глупому сознанию казалось, что все, наконец, встало на свои места. Вид Билла, стоящего на полу на коленях и нюхающего свою очередную дорожку со стеклянного столика, уже не вызывал желания выбить у него всю эту дурь из башки вместе с остатками его никудышных мозгов. Человек ко всему привыкает, так и я привык к тому, к чему нельзя было привыкать категорически. Жить так, словно каждый твой день последний… я выдумал себе новую религию и молюсь непонятно каким богам. Я не хочу умирать. Но мой путь ведет меня именно к смерти.
Бесконечная череда концертов не давала мне раскиснуть. Хотя я упрямо делал вид на людях, что все хорошо. Мы с Биллом веселились как раньше, смеялись, запирались от всех в гримерке и целовались, целовались, целовались… пока губы не заболят. Как дети. Глупые дети не знали, в какие игры они играют. В сладком пряничном домике их ждала злая ведьма, которая порезала их души на мелкие кусочки, поджарила и съела. Мы медленно умирали. Оба. Но понимание этого пришло слишком поздно. Или я просто уговариваю себя, потому что уже не могу бороться?
Концерты, концерты и еще раз концерты. Мы работали на износ, до полной потери сил, с трудом доползая до номера в отеле и падая на кровать замертво. Кому это было нужно? Зачем мы мучили себя, издевались над самими собой? Еще одна смертоносная привычка. Звездная болезнь – это тот еще наркотик. На нее проще подсесть, чем на амфетамины. И так же тяжело слезть.
В последние дни Билл был не похож сам на себя. Ему везде что-то чудилось, слышалось, виделось и тому подобное. Он цеплялся за мою руку и начинал тихо скулить от страха. Начались старые сказки о мертвых детях. Меня это ужасно пугало. Если у Билла съедет крыша… вот это будет совсем не смешно.
И вот после очередного концерта я внезапно почувствовал, что что-то не так. Билл вдруг побелел и судорожно вцепился пальцами в микрофонную стойку. Его голос словно надломился, но всего лишь на одно мгновение. И тут же привычная маска заняла свое законное место на его лице, ни один мускул не дрогнул. Лишь я мог заметить, как судорожно дергается его грудная клетка, пропуская выдохи, как он закусил губу, и на ней выступила капелька крови. Если до этого я боялся, то сейчас мне показалось, что я могу потерять сознание от страха. Руки тряслись, не знаю, как я не уронил гитару и смог доиграть песню. Последний проигрыш, Билл уронил микрофон и, шатаясь, пошел за сцену. Я как на привязи рванул за ним. Билл дошел до лестницы, ведущей со сцены, внизу стоял Йост с нечитаемым выражением лица. Ведь впереди еще полконцерта. Только это было в его голове.
Пара шагов по лестнице, и Билл рухнул вниз без сознания, пересчитывая ступеньки носом. А я не успел подхватить. Я слетел по лестнице в долю секунды, в одно мгновение прижимая к себе бесчувственное тело брата. Йост смотрел на нас так, словно только что рухнула его жизнь. По лицу Билла текла кровь из разбитого носа, он был белый как простыня, и на одну секунду мне показалось, что он не дышит. Я подхватил его на руки и понес в гримерку. Йост несся следом, на ходу вызывая врача. Не знаю уж, что он ему сказал, но доктор был здесь уже через 15 минут буквально.
Билл так и не пришел в себя. Вся та же мертвенно-бледная маска вместе лица, с каплями крови, казавшимися красной гуашью на белом холсте. Врач пощупал его пульс, послушал сердце, посмотрел на исколотые вены и вздохнул.
-Я сейчас сделаю ему укол, это должно помочь, если все будет хорошо через пол часа он придет в себя. Но я хочу вас предупредить, ему строго противопоказаны физические нагрузки. Наркотики плюс стресс и изматывающие концерты подкосили его сердце. На вашем месте я бы тот час же отправил его в клинику. Любая доза, мелкое нервное потрясение, лишняя нагрузка и моментальный летальный исход. Сердце не выдерживает. Я вас не пугаю, я говорю совершенно серьезно. И это притом, что я не знаю, что творится в его голове. Почему-то мне кажется, что здесь есть над чем поработать уже не психологу, а даже психиатру. Как вообще можно было все так запустить? Куда вы смотрели? Его надо было лечить уже давно, а не сейчас, когда уже все зашло так далеко.
-Какая клиника? У нас тур в разгаре.- Вставил свое веское слово Йост.
-Если вы хотите, чтобы после концерта он поехал не в гостиницу, а в морг, то валяйте. Продолжить тур – это подписать смертный приговор. Вы готовы взять всю вину на себя?
Йост поперхнулся.
Я смотрел только на Билла, на автомате перебирая его волосы. Как все могло так обернуться. Куда мы забрели… и как найти отсюда выход, как нам вернуться домой… если мы и вернемся домой, то уже только в черных полиэтиленовых мешках. Какой же я идиот.
Врач, ворча, пытался отыскать вены на исколотых руках Билла.
Какая-то черная комедия. Фарс. Я не хочу в этом участвовать. Все не должно было быть так!
Я не думал, что Билл так любит меня! Я не думал, что простая измена повлечет за собой такие последствия! Что брат решит методично убивать себя, загоняя и меня при этом в могилу.
Я такой идиот. Ведь это я во всем виноват. Он плакал, стоя в дверях и глядя на то, как я пялю эту девицу, а я даже не заметил его. Как, как это могло случиться… он любит меня гораздо больше, чем я его. Моя любовь пронизана чувством вины, его же чувства чисты и искренни.
Бог придумал для меня худшее наказание из всех. Оно лежит сейчас прямо передо мной. Всю жизнь мне жить с этим. Даже радует, что моя жизнь продлится недолго.
Теперь дело за малым – затащить Билла в больницу. Все будет хорошо. Я сжал его руку так, что костяшки пальцев побелели.
Через двадцать минут Билл открыл глаза и слабо мне улыбнулся. Мне захотелось разрыдаться.
Не забирайте его у меня. Пожалуйста. Я целовал кончики его пальцев и прижал его руку к своему сердцу.
Я бы отдал свою жизнь без раздумий, чтобы изменить все. Жаль, но моя никчемная жизнь никому не нужна.