Иногда, ночью, слезть со своей полки и, аккуратно подвинув теплое тело, лечь рядом. Прижаться. Так, чтобы каждой клеточкой. Чтобы почувствовать: одно. Целое.
И трогать. Везде.
Потому что он мой. Потому что он это я. Просто разные оболочки. Но и они общие.

Этого никто не поймет.
Осудят. Скажут, что грязно.
Даже мама. Наверняка…
Наша все понимающая, свободолюбивая мама…

И мы молчим. Поэтому мы молчим.

***

Я даже не помню, как все началось. Серьезно. Иногда мне кажется, так было всегда. Ну а как определить тот самый момент, если я всегда знал, что мне никто не нужен, кроме брата? Во всех смыслах... Те глупые попытки не отстать от других мальчишек не в счет, это было просто…
Ну я не знаю что! Не знаю, как это назвать…
Все равно ведь не в счет…

Чмокать Тома в нос на глазах у смеющейся мамы - это казалось таким естественным…Так же, как и целовать его в губы уже наедине.
Это неправильно? Да нет. Нисколько. Мы никому не мешаем. НИКОМУ. Да мне проще сдохнуть, чем хотя бы раз усомниться в нас. Мы все делаем верно…

***

А может быть, у наших «отношений» все-таки есть точка отсчета? Хотя бы та ночь, когда нам захотелось стать еще ближе?
Я никогда ее не забуду. Мы не забудем. Я помню все мелочи. Даже цвет обоев: бежевые в тонкую золотистую полоску. Наш общий номер. Да, тогда нас еще селили вместе, и мне не приходилось, тихо красться по пустому коридору, предусмотрительно разворошив белье на своей кровати.
Мы ни о чем не договаривались, ничего не планировали. Просто как-то синхронно почувствовали, что пора. В тех поцелуях, в еще неуверенных ласках было мало желания. Скорее необходимость. Стать еще ближе, что ли? Или нет. Не совсем. Просто мы, как части паззла: по отдельности бессмысленные куски, а вместе цельная картина.
Цельная картина…
Дурацкое выражение, но ведь все равно понятно…
Было больно. Опыта у нас совсем еще не было. В один момент у меня даже промелькнула мысль, что не стоило…Боль… Я всегда с трудом переносил ее. А потом я посмотрел в смертельно испуганные глаза Тома…
Да не зря все это было, не зря!
Никогда не забуду ту ночь. Хотя ближе мы тогда и не стали. Просто невозможно было: и так критическое расстояние...

***

Иногда, когда приходится мимоходом прятаться по углам, чтобы хотя бы просто прикоснуться друг к другу, тогда, когда мы вынуждены постоянно ночевать в автобусе, и нет ни малейшего шанса остаться наедине, Том шепчет: «За что?». И я его понимаю. И тоже хочу выть. Молчание - это так тяжело.
И хочется попытаться, хотя бы попробовать… А вдруг? Вдруг сможем?
Но мы не попытаемся, не попробуем, и не сможем…
Потому что это слишком страшно, потому что мы не знаем последствий, потому что можем не выдержать. Мы ведь не идиоты и понимаем, что нельзя выиграть в схватке со всем миром…
Именно поэтому Том иногда сомневается. Так глупо, но временами он чувствует себя виноватым. Передо мной. Брат молчит, но я не могу не знать. Я вижу это по его серьезному взгляду куда-то в пустоту и по плотно сжатым губам.
А мне и самому в голову иногда лезет всякий бред. Например, вчера я вдруг подумал, что у нас обоих никогда не будет детей. Не то, чтобы я очень хотел, но все равно…
Бля, люди в моем возрасте не думают о таком!
И я не буду.

Но все страхи, опасения, глупые, идиотские мысли появляются лишь иногда. Я счастлив. Очень. МЫ счастливы. Несмотря ни на что.
И когда Густав и Георг обсуждают свои мимолетные знакомства, или Дэвид, расставшись с очередной подругой, окунается в новый роман, я вдруг представляю себя с кем-то другим, и в эти секунды я понимаю, что он мое все. И мне становится так жалко ребят, Йоста, весь остальной мир…Им никогда не понять и не почувствовать.