POV Avt

Жизнь не бывает жестокой или благосклонной. Мы сами делаем нашу судьбу такой, какой хотим. Но его судьбу сделал он, он сделал её невыносимой. Слишком часто, Билл слышал слова, которые врезались в память и сердце, оставляли глубокие раны, которые превращались в шрамы и напоминали о себе ноющей болью. В темноте гостиничных номеров слышались глухие удары по рёбрам и почкам. У стен тоже есть уши и глаза, они запоминают каждый стон боли и наслаждения, впитывают в себя призрачные чувства. Он никогда не бил его по лицу, его лицо это лицо группы, а под футболками не видно синяков и ссадин. Только иногда, Билл хромает и морщиться, когда у него ноет под рёбрами и покалывает в спине. Слишком часто у него перехватывает дыхание, и душат слёзы от фразы: “У нас чудесные братские отношения.” Потому что тот, кто говорит эту фразу будет шипеть в лицо и говорить, как ненавидит, будет бить и закрывать ладонью губы, что ты не кричал и не стонал от боли, от грубых ударов. Слишком часто у него болит в груди, что-то давит, некоторые говорят, что там живёт душа. Он не может уйти, он не может сказать “Стоп.” Билл любит, и Том знает об этом, поэтому часто становиться нежным. Часто приходит к Биллу и место очередного удара он его целует, каждый багровый синяк, каждую ссадину и кровоподтёк. Он делает всё плавно и неторопливо, слизывает солёные капельки со щек Билла, целует в шею и двигается плавно, что бы Билл захлёбывался стонами, всхлипывал и просил ещё. Он делает все, что бы Биллу было хорошо, для того, что бы на следующий день прийти и снова его унизить, облить грязью и растоптать тот маленький огонёк надежды. Том знает, что физическая боль нечто по сравнению с моральной. А вы, знаете что боль, которую причинил любимый человек самая страшная боль в мире. От неё не просто больно, от неё слишком больно, слишком невыносимо, слишком безвыходно. Билл всё чаще берёт в руки, кусочек холодного метала, он кладёт его в морозильник, его влажные пальцы прилипают к лезвию и он кладёт его на место. Он всё чаще курит у открытого окна, всё чаще отвечает: “Всё хорошо” себе, окружающим, друзьям. Всё чаще он стирает слёзы со щёк, всё чаще в его окно светит луна. Она скользит серо-голубыми лучами, и небо дарит ему звёзды, рассыпаясь по небу жемчугом. Всё чаще он представляет, что могло бы быть, если бы не слава. Если бы всё было как в детстве. Детство - сладкий запах мёда и ванили, мяты и выпечки. Звон смеха в рождественское утро, тёплые руки мамы и смеющееся глаза. Всё могло бы быть по-другому. У него теперь обречённый взгляд, он знает, что каждый день его ждёт боль, не важно, что будет, очередной удар или поцелуй, ему больно даже тогда когда его тело сводит судорогой оргазма и пронзает тело тысячей электрических иголок. Ему больно, когда Том говорит в очередном интервью, что жить не сможет без него. А стоит ли вообще жить, проноситься в его мыслях, и он снова берёт лезвие, и снова кладёт его обратно. У стен есть уши и глаза, они могли бы многое рассказать, но у них нет рта, они не могут говорить. И в тишине гостиничного номера они снова услышат возню и глухие удары. Безвыходный стон боли, через горячую влажную ладошку. И когда он уйдёт, ты будешь всхлипывать и затыкать сам себе рот, что бы он не вернулся. У тебя никогда не хватит смелости, ударить его в ответ, пусть и слабо по щеке, что бы отрезвить его мысли, что бы он с ужасом распахнул глаза и понял, что сделал и продолжает делать, что бы прикрыл ладонью губы и прошептал: “Прости.” Что бы из-под твоих закрытых век потекли слёзы счастья. Но у тебя не хватит смелости, и ты будешь об этом думать когда будешь лежать на полу а он стоя над тобой будет наносить очередной удар по рёбрам, ногой, со всей силы. До тех пор, пока ты не будешь лежать у его ног безжизненной куклой, со стеклянными глазами, из твоих приоткрытых губ будет вырываться слабое дыхание, и ты, смотря в потолок и получая очередной удар по почкам, не издашь и звука. Вот тогда, быть может он поймет, что ещё удар и от потеряет свою половинку. Но он не узнает что эта половинка разбившейся жизни, жизни на двоих. И её уже нельзя склеить. Ведь ему было больно.