* * *

Проснулись они от громкого стука в дверь:
- Каулитцы, просыпайтесь, через час Йост ждет нас внизу, - громко говорил Густав, не переставая выламывать дверь.
Билл поморщился, но тут же замер. И перепуганными глазами посмотрел на Тома. Тот, не понимая страха брата, лишь вопросительно приподнял бровь.
- А откуда он знает, что нас тут двое? – прошептал Билл.
- Может, он успел ко мне заглянуть, - спокойно проговорил Том и уже в дверь прокричал, – мы будем.

* * *

Ударник, услышав ответ старшего Каулитца, улыбнулся своим мыслям и вернулся в номер. Придя ночью из клуба, ему не спалось, и он просто лежал в тишине, которую научился ценить после репетиций на своей ударной установке.
Каким бы отель не был хорошим, всегда можно услышать что-то интересное. Так он и узнал, что Каулитцы в номере Билла. Просто ночью сначала открылась дверь в номер Тома, а потом в номер Билла.
Ему не хотелось думать о том, что происходило за закрытыми дверьми номера их солиста. Но он давно замечал что–то странное в их отношении друг к другу. Теперь они стали намного ближе и роднее, чем в тот момент, когда маленькие Густав и Георг с ними познакомились и создали группу. И все равно оставалась какая-то недосказанность между близнецами, словно легкая тень. И дело тут было как раз не в братских отношениях, а в чем-то более глубоком. Это было хорошо видно по тоскливым взглядам Билла, которые тот бросал на брата, по нежным и невесомым прикосновениям Тома.
Густав с улыбкой подумал, что ни Георг, ни Йост ничего не замечали. Первый вообще кроме своих гитар ничего не видел. А второй вряд ли допускал такие мысли. Он был слеп к вещам, которые просто не признавал.
Возможно, только Саки догадывался, но он был предан из всех четверых почему-то только Биллу. Так что, если он что-то и заметил, компрометирующее близнецов, это останется при нем.

Короткий отпуск закончился. Хотя какой там отпуск, просто между концертами оказалось четыре дня свободного времени. А теперь снова автобус и невозможность побыть наедине. И каждый из них делал вид, что все в порядке. Ведь они же просто братья-близнецы, которые помогали друг другу расслабиться.

* * *

Том с резким всхлипом сел на кровати. Пару мгновений он пытался отдышаться, чувствуя, как в груди все сжимается от боли. Вот только он точно знал, что это не его боль.
Гитарист скатился с кровати, с трудом в темноте отыскал свои джинсы и уже через пару мгновений осторожно открывал дверь в номер брата. Вечером они поссорились из-за пустяков, и, хотя впервые за две недели, у них появилась возможность оказаться в одной кровати, каждый спал в своем номере. И Билл снова не закрыл дверь.
Том подбежал к кровати, но пораженно замер. В неясном свете, что лился из окна, он заметил, что она была пуста.
- Билл, - шепотом позвал он, и тут же услышал тихий всхлип откуда-то со стороны окна.
- Билли, что такое? – внимательно всматриваясь в темноту, медленно подошел к креслу. Том, привыкшими к темноте глазами, различил силуэт сжавшегося в комочек брата. Он наклонился и почти что на ощупь положил ладонь на голову, Билл тут же вскинулся и, уткнувшись лицом в шею, крепко прижался дрожащим телом к старшему.
-Билли, Билли, мой маленький. Что случилось? - нежно прошептал на ушко гитарист, пытаясь успокоить брата и понять, что же произошло.
- Я убил его… - еле слышно прошептал Билл, - убил его…убил тебя…
Том чувствовал, как по его коже струятся слезы Билла.
- Билл это просто сон. Я здесь, я с тобой и живой, - шептал старший, нежно и успокаивающе поглаживая по голой спине. Он только сейчас заметил, что брат сидел в одних боксерах, а в комнате было довольно прохладно.
- Пошли в кроватку, маленький, - Том покрепче обнял его за талию и снял с кресла. Пара шагов и они вместе забрались под одеяло. Билл крепко прижался к теплому живому телу и снова стал вспоминать свой сон.
Мрачная серая алея. Сквозь туман проступают кресты и памятники. Кладбище. Невысокий седой мужчина в черном пальто медленно шел, внимательно вглядываясь в надписи на камнях. Он остановился возле небольшой и неухоженной могилы.
- Здравствуй, - хрипло проговорил мужчина, опускаясь на колени рядом с камнем, проводя пальцами по шероховатому камню. Билл не заметил имени на памятнике.
- Я тут тебе письмо написал, - чуть неуверенно, словно ожидая, что его сейчас остановят, проговорил мужчина. Он достал из внутреннего кармана в несколько раз сложенный листок. – Я его тебе прочитаю, если ты не против.
Он развернул листок и начал читать:
«Прошло уже тридцать лет и я, наконец, вернулся. В места, где был когда-то бесконечно счастлив. Где был ты. Но теперь здесь ничего нет. Лишь моя запоздалая возможность сказать тебе «Прости» и всей душой верить, что ты простишь когда-нибудь мою трусость, мою слабость. Слухи, презрение и отчуждение вокруг моей семьи, отца и сестры, меня сломали. Но любовь не прощает предательства, теперь я это хорошо знаю.
Я не буду рассказывать, как я жил все эти годы там. Я не жил, я просто там был. Да, у меня жена, дочь и даже внуки есть. Так захотел отец, а мне уже было все равно. Я умер в тот момент, когда взошел на борт корабля, чтобы сбежать из страны и бросить тебя. Но только полгода спустя я узнал, что в тот же момент я убил и тебя.»
Он на миг прервался:
- Почему ты не защищался, ты же мог остаться в живых? – глухо прошептал он, замерев на секунду, словно ожидая ответа, а потом продолжил:
«Я не стал торопиться покинуть этот мир, это моё искупление – жить без тебя, постоянно винить себя и повторять изо дня в день, из года в год ужасные слова «А что если бы..» и знать, что ничего уж не исправить и не изменить. А ведь все могло быть по-другому, будь я немного сильнее, верь я в твою любовь…в нашу любовь.
Я виноват перед тобой и перед небом».
Мужчина положил лист на могилу и медленно поднялся.
- Прости, любимый…
Слишком ярким был сон. И пусть Билл снова смотрел на все это лишь со стороны, всю муку и боль он чувствовал как свою. Но лишь проснувшись, сообразил, кто это. Рыжик…Тот смешливый юноша из первых снов и частичка его сознания из последующих. А серый камень…это все, что осталось от брюнета с синими глазами. И вот тут ему стало по-настоящему страшно, ведь брюнет и Том для него - одно целое. Все внутри сжалось от ощущения потери, и он слетел с кровати и сжался в комочек на кресле, пытаясь заставить себя поверить, что с Томом все в порядке, он в соседнем номере и спокойно спит. Ничего не помогало, пока брат сам не пришел к нему, неся покой и тепло.

* * *

Первое, что услышал Том утром, было:
- Я теперь всегда буду спать с тобой, даже если мы поссоримся, - брат на него смотрел с очень серьезным лицом.
- И в автобусе будешь ютиться со мной на полке? - насмешливо выдал старший.
-Том, я серьезно, - Билл даже не улыбнулся.
- Билл, когда у нас появится кто-то, вчетвером здесь будет тесновато, - с непроницаемым лицом проговорил его близнец.
И как вот после таких слов говорить о любви?! С трудом подавив в себе раздражение, Билл внимательнее взглянул на Тома: лицо спокойное, хотя уголки губ подрагивали от еле сдерживаемого смеха.
- Бяка, - протянул младший и показал язык.
Одно движение и Том втянул его язычок в рот, вовлекая брата в глубокий поцелуй. Билл обнял старшего за шею и навалился сверху, вдавливая в кровать. Руки гитариста скользнули по спине и сжали упругие ягодицы.
Билл разорвал поцелуй и уткнулся носом в шею близнеца:
- Мы не можем…нам идти … - еле слышно и разочарованно прошептал он.
- Куда? - спросил Том, поглаживая попку брата и ненавязчиво проникая под боксеры.
- Не знаю. Нам всё время надо куда-то идти, - Билл теснее прижимался к груди близнеца. - Две недели… две недели без секса, я готов кончить только от одного твоего прикосновения, - шептал он, нежно целуя Тома за ушком. "Две недели без твоих объятий и теплых рук, Том".
- Проверим? - хмыкнул старший, запуская уже обе руки под боксеры, лаская, осторожно поглаживая пальцем ложбинку между ягодиц…
Из постели они выбрались еще не скоро и то лишь после звонка Йоста, который сообщил, что через час интервью и вообще вечером концерт. Продюсер еще много чего говорил, но Том не особенно слушал. Да и как можно было что-то слушать, если Билл целовал шею, еле сдерживаясь, чтобы не укусить, а нежная ладошка ласкала член.

Первый успешный год в череде таких же подходил к концу. Неожиданным подарком для группы стали несколько дней отпуска и возможность отпраздновать Рождество дома.
Рано утром двадцать четвертого декабря близнецы стояли на пороге родного дома, получив строгий наказ второго января быть готовыми уезжать.
И лишь увидев радостную, нежную улыбку мамы, почувствовав ее теплые объятия, юноши поняли, насколько соскучились по всему этому.
Закинув сумки в комнаты, близнецы спустились вниз. Билл начал рассказывать маме все, что произошло с ними за прошедший год. И неважно, что он звонил каждый день – сейчас вживую было намного интереснее. Том сбежал от них через полчаса, но даже сидя в гостиной, он слышал захлебывающийся от восторга голос брата, рассказывающий о том, как он чуть не утонул в аквариуме на съемках клипа на их первый хит.
К обеду вернулся Гордон, и теперь у Билла было уже два слушателя. За столом Том еле успевал отодвигать посуду или уклоняться от размашистых движений брата, иногда слыша мимолетное "прости", если все же получал ладошкой по голове.
Симона улыбалась счастью своих сыновей, радуясь их близости, и тайком грозила пальцем, когда Том закатывал глаза на очередную байку младшего. И подбадривающе кивала Биллу, когда тот спрашивал: "Интересно ли?".
Таким образом, праздничный ужин прошел под лозунгом – кто сможет выдержать Билла Каулитца больше двенадцати часов.
Когда даже с праздничным пирогом было покончено, вся семья переместилась в гостиную пить горячий глювайн, Гордон сел в кресло, а Симона с мальчиками на диван. Билл уселся между мамой и Томом, с трудом держа глаза открытыми.
- Билл, может спать пойдешь? - с улыбкой проговорила мама, искоса поглядывая на утомленное лицо младшего близнеца.
- Нет, ты что! Я не сплю, - уверенно проговорил брюнет, широко открыв глаза, а Том хохотнул, легонько стукнув того по макушке.
- Пошли-ка, я уложу тебя спать, - старший встал и протянул руку брату.
- Но я не хочу, - почти обиженно протянул Билл, но тем не менее послушно принял руку и встал с дивана.
- Спокойной ночи, мальчики, и еще раз с Рождеством, - Симона нежно поцеловала каждого в щеку, и братья разошлись по своим комнатам.
Правда где-то через час двери друг напротив друга тихонько открылись и две пары шкодливых глаз встретились, зеркально отражая одновременно появившиеся ехидные улыбки на лицах.
- Елка,- прошептал один.
- Подарки, - добавил второй.
И одетые лишь в боксеры, они стали осторожно спускаться по лестнице. Но не успел Том сделать и пары шагов, как почувствовал теплую ладошку, скользнувшую по голой спине.
- Я хочу тебя, - выдохнул Билл, наклонившись к ушку слегка замершего брата. Любая мысль протеста, вроде той, что подобным не стоит заниматься в родительском доме, быстро растаяла под жарким шепотом и теплыми ладонями. Том подхватил Билла на руки и понес обратно наверх.
Зайдя в комнату и захлопнув ногой дверь, он упал с ним на кровать, перевернувшись так, чтобы младший оказался сверху.
- Неа, Томми, сегодня я снизу, - дразняще прошептал младший, скользнув кончиками пальцев по лицу брата.
- Почему вдруг? - спросил тот в ответ, - мне понравилось быть снизу, ничего не делаешь и получаешь море удовольствия.
- И я хочу, - капризно протянул Билл, легко касаясь губами щеки близнеца.
- Я чувствую, - хмыкнул старший, осторожно переворачиваясь, все-таки кровать не была рассчитана на подобные шалости. Билл лишь выше подкинул бедра, сильнее прижимаясь к возбужденной плоти брата.
- Тоооом, - умоляюще простонал он, а у старшего просто снесло крышу от такого голоса. Том в одно мгновение слетел с Билла, попутно снял с него боксеры и…замер. Он был не в состоянии оторвать глаз от соблазняющих движений своего близнеца, который согнул ноги в коленях и медленно раздвинул их, легко поглаживая себя кончиками пальцев по внутренней стороне бедра.
- Том, - низкий хриплый голос, Том еще никогда не слышал такого у Билла, - твои взгляды мне, конечно, льстят и дико возбуждают, но я хочу чего-то более существенного, - и его пальчик скользнул чуть ниже и замер около аккуратной дырочки.
Том закусил губу и неимоверными усилиями оторвал взгляд от обольстительной картины и в скоростном режиме стал перерывать свою сумку в поисках смазки.
А, найдя её, с победным рыком уселся между ног Билла.
- Перевернешься?
- Неа, я хочу первый раз лицом к тебе, - прошептал брюнет, убирая руку.
- Билли, - прошептал Том, выдавливая смазку на пальцы.
- Ты будешь со мной нежным? - с улыбкой спросил младший.
- Нет, - твердо сказал близнец, наклоняясь и невесомо целуя чуть выше пупка, - я буду очень нежным, - и скользкий палец осторожно вошел в жар тела Билла.
- Не останавливайся. Хочу…хочу тебя, - шептал он, ерзая попкой по простыне.
- Шшшш, не торопись, - с улыбкой, скорее походившей на гримасу боли, попросил Том, медленно двигая пальцем и расслабляя тугие мышцы.
- А я хочууу, - капризно протянул Билл, двинувшись навстречу руке Тома, - хочу немного боли, хочу запомнить.
Он вцепился руками в подушку над головой, полностью отдавая себя брату, еще шире раздвигая ноги.
- А я и не знал, что ты у меня мазохист, - с трудом проговорил Том, еле сдерживаясь, чтобы не сделать так, как просит его любимый братик. Он добавил второй палец, продолжая растягивать его, издеваясь уже над самим собой.
- Всё…Том…если ты немедленно…вот прямо сейчас…не вставишь мне, я закричу, - яростно, сквозь стоны, выдавил Билл.
Том осторожно вынул пальцы, видя, как закатил глаза его близнец, словно не желая расставаться. Старший расположился между длинных ног и стал медленно погружаться, стараясь не обращать внимания на исказившееся от боли личико своей копии. Он остановился, лишь полностью погрузившись в него.
- С рождеством, Билли, - выдохнул Том, чувствуя, как сносит крышу от узости и жара, от обладания, полного обладания им, свои любимым. Это был действительно самый лучший подарок, который только мог для него сделать Билл, и уж вот этот подарок он вряд ли смог бы отвергнуть.
- Шикарный подарок, Том, - чуть улыбнувшись, прошептал Билл, обнимая брата за талию ногами, - а теперь двигайся, умоляю, двигайся же.
И старший послушался, резкими сильными движениями проникая в близнеца, так что они с трудом могли удержаться на кровати, которая протестующе поскрипывала под их молодыми сильными телами.
В тот момент, когда Том задел простату, Билла подкинуло под ним, а из горла вырвался громкий крик:
- Тоооооом!!!
- Шшшш,- тут же зашипел тот, закрывая рот брату ладошкой, - я все понял… хороший мой.
Теперь он двигался только так, каждый раз задевая то самое место внутри, от которого Билл получал наибольшее удовольствие, чувствуя ладонью жаркие поцелуи, горячий язык и легкие укусы.
Билл обнял Тома за шею, притягивая ближе к себе, теперь не рука закрывала рот, а любимые губы. Они глотали стоны друг друга, пытаясь сохранить их «маленькую» тайну.
Младший получал удовольствие еще и оттого, что его член был тесно зажат между их телами. Он кончил первым, сильнее прижимаясь к Тому и впитывая его последние беспорядочные толчки.
А старший излился в брата с тихим стоном, уткнувшись ему в шею. Так они и уснули, не сделав даже попытки принять более удобной позы, им было слишком хорошо, слишком уютно в тесных объятиях друг друга, чтобы что-то менять.

* * *

Каникулы дома прошли весело и тепло. Они много гуляли по городу, встречались с их лучшим другом Энди, ходили в гости то к Густаву, то к Георгу. И просто отдыхали от повышенного внимания, наслаждаясь тем, что фотовспышки не ослепляют на каждом шагу, что нет вопящих девочек, готовых запрыгнуть с разбегу и разорвать на сувениры. В родном поселке, где лишь немногие их любили, они, как ни странно, были просто подростками, пусть и очень отличающимися от других серых обывателей.
Когда за ними приехал продюсер, мальчишки были готовы продолжить покорение мира. А работы предстояло много: подготовка к туру с первым альбомом, теперь они должны объехать не только Германию, но и часть Европы, побывают в Польше, Чехии, Франции и еще в нескольких странах, которые руководство пока уточняет, начать написание песен для второго альбома, а еще выступления на фестивалях, интервью и множество фотосессий.

* * *
Год начался с проблем. У Билла стал ломаться голос, на интервью теперь он почти всегда молчал, отдавая право на тарахтение своему старшему брату.
В студию Биллу было положено приезжать с утра, на репетиции, чтобы поставить голос. Они планировали выпустить к середине февраля новый клип и перезаписать несколько песен, а солист срывался на фальцет.
Странно и все-таки так понятно было, что, несмотря на то, что Том был любителем поспать, он неизменно приезжал вместе с братом, да и вообще всегда находился в поле зрения того. А если Тома не было, Дэвид и Билл знали, что он на кухне заваривает успокоительную смесь для связок близнеца, потому как через два часа занятий, Билл совсем замолкал из-за того, что сильно болело горло. Том в течение всего оставшегося дня выступал в роли сурдопереводчика, развлекая окружающих и стараясь правильно интерпретировать гримасы и жесты брата. И хотя он всегда точно знал желания Билла, так весело было наблюдать за возмущенно расширившимися карими глазами, мечущими молнии, когда Том вместо мандарина протягивал банан.
Клип получился именно таким отчаянным, как и сама песня. Одинокий грустный мальчик на фоне грубых стен. Огромные печальные глаза и хрипловатый голос, умоляющий о помощи. Только сам Билл знал, что при словах "Komme und rette mich" он неизменно видел холодный серый камень и одинокую фигуру, преклонившую колени перед ним.

* * *

Начался тур в поддержку их первого альбома. Путешествие в автобусе довольно занимательная вещь, если, конечно, тебе не предстоит несколько месяцев проводить в нем по двенадцать часов в сутки, делая короткие остановки для концертов.
Близнецы менялись, но складывалось такое ощущение, что замечал это только Густав. Том начал курить, да и Билл тоже, но за последним Йост следил как коршун, вырывая сигареты почти что изо рта. Поэтому младший позволял себе не больше одной и то после концерта.
Ударник часто наблюдал их нежность, так открыто проявляемую и так слепо не замечаемую самими близнецами. Густав видел, как замирал Том, опасаясь сделать лишнее движение, чтобы не разбудить брата, положившего голову ему на плечо. Когда у Тома болела голова, Билл укладывал его к себе на колени и, стянув кепку, осторожно массировал виски, а Густав в легкой задумчивости следил за нежными движениями тонких пальцев.
Иногда у Билла были приступы или истерики или грусти, барабанщик не мог точно определить этого, младший Каулитц тут же требовал немедленно остановить автобус, и если это было открытое поле, то он уходил достаточно далеко, чтобы его не слышали, но недостаточно, чтобы скрыться от их глаз. Билл или носился по кругу широкими шагами или, замерев, смотрел в небо. А Том неизменно сидел на ступеньках автобуса и, не отрывая глаз, следил за братом, куря одну сигарету за другой.
В такие моменты Густав понимал, насколько все-таки эти братья были единым целым. То, что Билл переживал там, на расстоянии, выплескивая в движения свои чувства, Том испытывал, просто наблюдая за ним, это отражалось в напряженной позе и чуть подрагивающих пальцах, сжимающих сигарету.
Бывали эпизоды, при воспоминании о которых у ударника краснели уши. Один из таких случился совсем недавно, на саундчеке перед их последним концертом.
Они только что закончили прогон песни "Ich bin nicht ich", Густав сидел за своей установкой, разминая запястья, как услышал тихий стон. Этот звук сложно было понять по-другому, он быстро окинул взглядом сцену и, ожидаемо не увидев близнецов, тут же забарабанил только что отрепетированную песню.
Георг удивленно посмотрел на него, но тот сделал задумчивое лицо, стараясь показать, что просто хочет еще раз прогнать эту песенку.
Густав выбивал ритм, задумавшись о братьях. Он был очень рад, что ни Том, ни Билл не подходили к нему и не пытались объяснить, что же на самом деле происходило между ними. Потому что то, что бы Каулитцы ему ни рассказали, это все равно не соответствовало бы действительности на 100%.
Ведь наверняка их слова были бы о том, что они братья, пусть и занимающиеся мелкими шалостями.
Но брат не смотрит на брата с обреченной тоской так, как это делает Том. Брат не прожигает полным жаркой ненависти взглядом любую девушку, прикасающуюся к его брату или танцующую с ним на вечеринке. Брат не захлопывает со злостью ноутбук, увидев на сайте фотографию близнеца в обнимку с очередной фанаткой.
Густав закончил барабанить в тот момент, когда из-за кулис вышел Том, поправляя кепку. Через пару минут появился и Билл, идя по сцене чуть напряженной походкой, но озаряя все вокруг счастливой улыбкой и блеском своих глаз. Подхватив микрофон с того места, где оставил его, Билл радостно сказал:
- Продолжаем. Сейчас поем "Beichte".
Том привычно накинул ремень на плечо и лишь тогда посмотрел на ударника, тот спокойно улыбнулся в ответ на благодарный кивок и еле заметный румянец на щеках.

Они с Томом, словно негласно, договорились не прикасаться друг к другу, пока едут в автобусе. Но как же это было сложно, когда идя про проходу сталкиваешься с ним, чувствуя как сильные руки подхватывают за талию, или когда автобус делает поворот и, не удержавшись, со всего маха садишься на острые коленки, чувствуя мгновенно проснувшуюся плоть попой.
Как же это трудно сдержаться, когда ночью лежишь на своей полке и, вслушиваясь в ночь, пытаешься различить среди шума проезжающих машин, тихого урчания двигателя дыхание родного человека и тогда уже спокойно заснуть.
Боясь того, что среди ночи проснешься с именем на губах и влагой в трусах.
Слишком привык Билл к горячим жадным рукам Тома, его худому сильному телу, прижимающего к кровати. Глубоким поцелуям, легким укусам… Просто к возможности обнимать его и на миг становиться единым целым.
Биллу было сложно засыпать, не слыша стука сердца близнеца, ведь так привычно было уходить в царство Морфея, положив голову на грудь старшему брату.
Билл вытянулся в полный рост на полке, вцепившись до побелевших костяшек в одеяло, стараясь подавить в себе желание нырнуть к Тому под теплый бок, мирно спящему на соседней полке.
Он так глубоко сосредоточился на этом, что не услышал, как Том спрыгнул со своей постели, не увидел, как отодвинулась шторка, он лишь почувствовал, как брат лег рядом, чуть слышно шепча:
- Ну подвинься же, королева…
Том лег на бок, вытянув руку, на которой тут же устроил голову младший.
- Не спится? - с улыбкой прошептал старший близнец, скользнув рукой по обнаженной груди, чуть задев соски, по нежной коже живота, который тут же напрягся, и, на миг зацепив ямку пупка, залез под боксеры, сразу сильно сжав уже возбужденную плоть.
Билл еле успел уткнуться лицом в плечо Тома, подавляя стон, почти крик удовольствия. Он лишь слегка подкинул бедра, безмолвно умоляя что-то делать.
Том хмыкнул, и, выпустив на секунду член из руки, сдернул боксеры, после чего послушно задвигал рукой, сильно и резко, обводя большим пальцем головку, размазывая по той капельку смазки. И с удовольствием слушал прерывистое дыхание брата, тихие стоны, наблюдал, как дрожит его тело, как мнут одеяло тонкие пальцы с черным маникюром.
Сильно... резко… нежно…почти невесомо. Почувствовав, что Билл на грани, Том сжал основание, не давая кончить, улыбнулся, услышав возмущенный писк, он тут же продолжил неспешные томные ласки, почти слыша слова близнеца: "Садист…мучитель…" .
Дразняще пробежался кончиками пальцев, упиваясь желанием брата полнее ощутить его прикосновения. Стоило лишь на мгновение оторвать пальцы от кожи, как Билл приподнимал бедра вслед за ними в умоляюще-требовательном движении.
Старший еще несколько раз останавливался, оставляя Билла на грани. За что каждый раз слышал не очень приятные слова про себя и все новые требования.
- Ненасытный, - с нежностью прошептал Том, делая сильные движения и доводя, наконец, близнеца до ослепительного конца. В момент, когда тело рядом с ним свело судорогой от оргазма, он почувствовал зубы, впившиеся в его плечо. Чуть скривившись от боли, он продолжал медленные движения рукой, вытягивая последние капельки наслаждения.
Билл с трудом натянул боксеры и, закинув руку на шею Тома, а ногу на его бедра, умиротворенно засопел, крепко прижавшись горячим влажным телом к близнецу.
Том еле подавил глухое рычание, желание разрывало тело, а стояло так, что к возбуждению примешивалась и боль. Но он ничего не мог сделать, когда его чудо так доверчиво и эгоистично заснуло, обнимая его.
Постаравшись отвлечься от того, что Билл сопел ему в ухо, неосознанно во сне поглаживая шею, что он всей кожей чувствовал горячий шелк груди младшего, который ему так хотелось перецеловать, прикоснуться губами, распробовать кончиком языка.
"Черт, Том, заканчивай" - прикрикнул про себя Каулитц, продолжая держать на весу руку, испачканную в сперме брата.
Задумчиво рассматривая белесые потоки, Том поднес ее к лицу и несмело слизал маленькую капельку с указательного пальца. Терпко, чуть солоновато. Не деликатес, конечно, но нормально.
Вытерев руку об одеяло, он обнял Билла, чуть сильнее прижимая к себе, а тот лишь что-то дольно мурлыкнул. Уснуть все равно не получится, а урвать немного времени просто полежать рядом с ним, дорого стоит.
Том не знал, сколько так пролежал, но когда выбравшись из объятий Билла и натянув футболку, он пошел в туалет, то заметил, что за окном уже светало. Скорее всего, было около шести утра. Умывшись и избавившись от болезненного возбуждения, Том, надев джинсы и вставив в уши наушники от айпода, пошел на кухню пить кофе.
Через час и второй чашки кофе к нему присоединилась их ранняя пташка Густав. За по-утренне сонным разговором о прошедших концертах, о новых кино или последних альбомах любимых исполнителей прошло еще немного времени, когда появился сонный Билл, похожий на облезлого ежика, со своими торчащими дыбом волосами. Том еле успел спрятать веселую улыбку за чашкой с кофе.
- Доброе, - буркнул младший, но глаза засветились при виде Тома.
Старший отсалютовал ему кружкой и указал глазами на ударника.
- Доброе утро, Гус, - послушно поздоровался Билл, не отводя взгляда от брата, соображая: то, что было ночью сон или все же нет?
А Том, словно читая мысли брата, ехидно ему улыбнулся, неосознанно поведя плечом, чувствуя, как болезненно натягивается кожа, обработанная антисептиком, на месте укуса.
- Сделаешь мне кофе, пока я умоюсь? - попросил Билл, почти виновато поглядывая на брата, вспоминая как сильно вцепился зубами, давя крик в себе.
- Сделаю, иди, - кивнул Том, направившись к кофеварке. Когда Билл вернулся, на столе стояла его любимая пол-литровая чашка с горячим черным кофе. Он плюхнулся рядом со старшим, который на этот раз налил себе апельсинового сока.
Густав читал книгу, близнецы пили каждый свое в полной тишине. И тут внезапно Том почувствовал ладонь на ширинке. Он замер, осторожно поставил стакан с соком на стол, и только тогда медленно повернулся к Биллу. Тот с непроницаемым лицом продолжал пить бодрящий напиток.
- Билл, - одними губами произнес Том, но младший даже не посмотрел на него. Рука поднялась повыше, пытаясь проникнуть под джинсы, и хоть это было довольно легко сделать, все равно неудобно. Поэтому Билл очень быстро расстегнул пуговицу и молнию и свободно залез под боксеры. Пальцы сильно сжали возбужденно плоть и замерли. Том, стараясь не делать резких движений, положил локти на стол и сцепил пальцы. Он с трудом подавил в себе желание просто заорать, требуя сделать хоть что-то, но при Густаве, которого Билл почему-то совершенно не стеснялся, это делать было нежелательно. Неважно, что Густав все знал и так, но видеть ему это не обязательно.
А младший Каулитц продолжал изводить старшего близнеца, словно изощренной местью были скользящие движения пальцев вдоль, легкое царапанье нежной кожицы на головке. Билл лишь искоса поглядывал на непроницаемое лицо брата, искренне не понимая, как можно ТАК реагировать. Сам солист был уверен, что начни Том делать с ним такое, он бы уже через пять секунд умолял, не обращая внимания на окружающих. А Тома выдавала лишь капелька пота, стекающая по виску. Брюнет зачарованно смотрел на блестящую дорожку, оставляемую капелькой, мечтая наклониться и медленно, безумно медленно, слизать ее, впитав вкус близнеца.

* * *

Как-то однажды, когда между концертами было несколько дней и группа отдыхала от бесконечной дороги в городе, где они выступили, Густав попросил после ужина собраться у него в номере, так как он хотел их кое с кем познакомить.
И Каулитцы, и Георг замечали, что ударник последнее время заметно изменился. Его глаза светились, а сам он часто куда-то пропадал. И все решили, что парень влюбился.
И вот троица в номере с нетерпением ждала избранницу их ударника.
Каждый высказывал мнение, какая она. Но все однозначно решили, что она должна быть симпатичной и очень начитанной, как и сам Густав.
Дверь открылась и в номер вошли невысокая миловидная шатенка, казавшаяся совсем маленькой на фоне упитанного Шаффера и сам Густав.
- Позвольте представить - Мелиса, - с еле скрываемой нежностью в голосе проговорил блондин.
Девушка, весело сверкнув зелеными глазами, сделала шуточный реверанс.
- Приятно познакомиться, - сказала она, улыбаясь сразу всем троим парням, с интересом рассматривающих её.
Когда парочка села на диванчик около окна и у девушки оказался в руках стакан с соком, начался почти допрос с пристрастием.
Выяснилось, что она работала в их команде, ассистентом, а с Густавом они встречались уже несколько недель. Постепенно разговор вошел в более спокойное русло, и Том даже умудрился незаметно показать ударнику большой палец в знак одобрения и признания.
Хорошо было заметно, что Мелиса влюблена в Густава. Она улыбалась всем и всем уделяла внимание, отвечала на их флирт, но самым главным в этой комнате был парень, сидевший рядом с ней на диванчике.
Через пару часов она сказала, что ей пора и пара вышла из номера. Уже идя по коридору, девушка предложила прогуляться, на что Густав легко согласился. Йост не был сильно строг в плане девушек у басиста и ударника, главное правило - не светиться и «И не сделай ей ребеночка». Конец цитаты.

* * *

А потом дорога и автобус. Веселые разговоры по утрам, кинозал днем. Яростные споры о том, что смотреть. Билл требовал мелодраму. Том – ужастик, Георг хотел что-то умное, Густаву было все равно, он просто с улыбкой смотрел на спорщиков, ожидая, когда можно будет посмотреть очередной слезливый фильм. Потому что Билл выигрывал в девяносто девяти случаях из ста.
Впереди их ждало выступление на самой большой площадке за все время их тура. Семьдесят тысяч зрителей и все билеты уже проданы.
Франция. Париж.

* * *

- Тоооом, ну Том! – вы когда-нибудь видели пацана под 1,80, худого как палка, прыгающего вокруг вас, словно обезьянка, и канючащего, ну самым противным голоском, который он только мог изобразить? Видели? А вот Тому не повезло, он видел. Его братец - мартышка, сейчас прыгал вокруг него и напрашивался на хорошую взбучку. Казалось, еще чуть-чуть и Билл запрыгнет на близнеца, вцепится руками и ногами, и откажется слазить, пока они не попадут в Лувр. Том уже почти чувствовал эту тяжесть на себе. Хотя, что тут представлять, если он уже не раз и не два ощущал это угловатое, тяжелое тело на себе. Жаркая волна прокатилась изнутри и сосредоточилась в низу живота. Они так давно не были вместе. С той ночи нежности, что-то изменилось. Неуловимо. Билл стал меньше пропадать неизвестно где и много времени проводить с Томом. Но только как с братом! Так, стоп.. хватит!
- Ну, Том, ну концерт только завтра, а тут Лувр… Том, ты понимаешь, Лувр!!! – восхищенно выдохнул Билл, гитарист все прекрасно понимал, пару месяцев назад они смотрели фильм «Код да Винчи». Вся эта муть вокруг Девы Марии никому не запомнилась, но Билл просто влюбился в Лувр, в стеклянную пирамиду, и раз этак десять тысяч, не меньше, говорил, что как хорошо, что у них будет концерт в Париже.
Том, стиснув зубы, подавил раздражение в зародыше и прикинул, что страшнее: каждые пять метров отбиваться от фанаток или разочарование в карих глазах Билла? Вообще-то тут даже думать было не о чем.
- Только никакой боевой раскраски, - бросил Том и тут же чуть не ослеп от улыбки Билла. Как, оказывается, мало надо для счастья.
- Я чуть-чуть, - пообещал Билл и уже чем-то гремел в ванной их номера.
Том с тяжелым вздохом достал мобильник:
- Девид, мы с Биллом собираемся в Лувр.
- Хорошо, машина и Саки будут ждать вас внизу. И помним – улыбаемся фанатам и даем автографы. И еще, вытащи Билла оттуда хотя бы часа через три.
- Помним. Хорошо, - хмыкнул гитарист. Он прекрасно знал, почему их «персональная нянька» не стал возражать. Билл и его успел достать этой пирамидой.
Не прошло и пяти минут, как перед ним материализовался его близнец. И правда чуть-чуть. Лишь тонко подведенные и светящиеся от счастья глаза ребенка.
До музея они добрались довольно быстро, но Тому хватило времени проклясть и свою уступчивость, и своего братца, который ни единой секунды не просидел спокойно. Ему не было интересно смотреть в окно, зато он подробно рассказывал Тому, какие картины есть в Парижском музее. И когда только успел прочитать? А старший со снисходительной улыбкой, которая примерзла к его лицу, все это слушал.
Машина остановилась. Билл вылетел из нее со скоростью пули и подпрыгивал от нетерпения, глядя на то, как медленно и солидно из машины выходил его брат, в своих широченных джинсах.
Все. Наконец Билл попал внутрь здания, о котором мечтал так долго. Он бродил, зачарованно разглядывая каждую мельчайшую подробность. Билл попал-таки в зал шедевров и посмотрел на небо сквозь пирамиду. Тому было откровенно скучно, но и бросать брата не хотелось. Он ходил за ним хвостом, слушая свой плеер, поэтому не увидел как близнец замер перед очередным портретом и влетел в него.
- Что? - буркнул Том, поднимая глаза на лица Билла. Тот стоял побелевший как полотно, не отрывая глаз от картины. Том посмотрел на полотно. Ну мужик какой-то. Брюнет с синими глазами, такой весь из себя. В одежде…какого-то века, все равно Том в этом не разбирался.
- Билл, ты чего? Билл… - Том коснулся плеча близнеца, тот медленно повернулся к нему и старший испугался. Черные глаза страха… какого-то почти потустороннего ужаса.
- Билл.. - прошептал гитарист, чувствуя как у самого все сжимается от страха.
- Значит это не просто сны… - еле выдохнул брюнет и снова повернулся к картине. Он наклонился к табличке. Французского языка он не знал, но имя и года жизни этого человека он смог прочитать.
«Лионель Артур Грандфильд, герцог Бедфордский (1762 - 1797)»
- Билл, - снова позвал Том, дико волнуюсь за брата.
- Прости меня… прости… - беззвучно шептал Билл, поднимая руку, словно пытаясь прикоснуться к картине, и Том уж приготовился перехватить ладонь, как тот всего лишь погладил воздух около щеки изображенного на портрете мужчины. Из глаз медленно текли слезы.
Том осторожно прикоснулся к поднятой руке брата, тот сразу же вцепился в его ладонь. Старший сильнее сжал холодные дрожащие пальчики.
- Билли… – снова позвал он, стараясь убрать из голоса тревогу, лишь теплую заботу.
- Все нормально, Том, - близнец улыбнулся ему сквозь слезы, - не спрашивай пока. Я расскажу. Немного попозже, – добавил он, увидев готовый сорваться с губ брата вопрос. – Я правда в порядке.
- Поехали-ка в отель.
Билл лишь молча кивнул. Рук они так и не расцепили. Даже в машине, сидя каждый у своего окна, их пальцы были переплетены. Билл смотрел в окно, но Том, наблюдающий за ним из-под кепки, знал, что тот не видел ничего за стеклом.

Том почти опоздал на интервью, куда они должны были ехать с утра, но вспомнил. Кошмар. Его брату приснился кошмар. В ту ночь Билл так отчаянно цеплялся за него, словно боялся потерять. Его слезы на плече он помнил до сих пор, а так ни разу и не спросил, что же такое страшное приснилось его близнецу.
Но с момента прочтения этих стихов его навязчивой идеей было написать достойную их музыку.
* * *
Том замер около номера Густава, запоздало подумав, что тот, возможно, мог быть на свидании. Как никак теперь у него была девушка, причём официально представленная группе.
Однако предположения Тома не подтвердились, так как Густав все же открыл дверь.
- А ты чего не гуляешь? – проходя внутрь и усаживаясь в кресло у окна, спросил гитарист, уже на автомате начиная настраивать гитару.
- Мели занята сегодня, - сказал Густав, закрывая книгу, которую читал до прихода Тома.
- А Билл где? Вы же кажется вдвоем уезжали в Лувр? – неуверенный, что об это стоит говорит, все же спросил Шаффер, рассматривая опущенную голову Тома, который часто прятался под своей привычной кепкой.
- Я не знаю, Гус, где он. Он снова уехал. Один, - тихо добавил Том.
Он боялся, что Билл может с собой что-то сделать. Песни, что он пишет последнее время… Портрет этот странный…
- Густав, я хочу сыграть тебе одну мелодию, потом, если захочешь, я напою тебе стихи, для которых она написана, - произнес Том, подняв голову и посмотрев на ударника.
- Конечно, играй, Том, - серьезно сказал Густав, догадываясь, что музыка будет не то чтобы не радостной... она будет…
И Том заиграл. Резкая... отрывистая…неспокойная мелодия…
Заканчивающаяся так же внезапно, словно в один момент что-то разбилось, разлетелось вдребезги…
- Тебе спеть? - еще раз уточнил Том, закончив играть. Он перебирал струны, закрыв глаза, словно стоял там, в этом холоде агонии.
- Да, - коротко ответил Густав.
Раздался чуть хрипловатый, глубокий, но не поставленный голос. А Каулитц пел строки, намертво впечатавшиеся в его память.
Густав внимательно слушал гитариста, вникая в слова и пытаясь понять, почему от текста веяло такой безысходностью и обреченностью? Что же должно было произойти, чтобы Билл написал эти мрачные, но в то же время такие чувственные стихи? А их написал однозначно он.
Погруженные в песню, ребята не заметили, как тихо открылась дверь в номер, и в комнату вошел бледный до синевы Билл, держа в руках тетрадку.
Он быстро вернулся со своей прогулки, но за то короткое время, что провел наедине с собой в машине, он уже принял решение. И брюнет шел в номер к брату, но, не найдя там Тома и решив, что тот скорее всего у Густава, постучался к Шафферу, но и тут ему не открыли. Хотя в номере точно кто-то был.
Билл толкнул дверь и замер, услышав свою песню в исполнении близнеца. Том пел так, словно стоял с ним там, на той могиле. Словно вместе с ним прощался со своей душой в мрачном тумане кладбища.
Билл зашел в номер и решительно подошел к креслу, на котором сидел Том, и осторожно прикоснулся к плечу брата. Тот вскинул голову и утонул в карем взгляде. Замерев и не дыша, он смотрел в родные глаза и не верил тому, что видел. Любовь… Нежность… Страх… Боль… Надежда… Желание… Неуверенность... Нетерпеливое ожидание...
Том медленно встал, не разрывая взгляда, отложил в сторону гитару и нежно прикоснулся кончиками пальцев к щеке Билла, продолжая тонуть и не верить.
Густав, давно поняв, что происходит, постарался быстро и незаметно исчезнуть из своего номера, радуясь за близнецов, что, возможно, сегодня у них все наладится.
- Я люблю тебя, Том, - Билл произнес вслух то, что так ясно говорили его глаза. Он тоже смотрел в глаза Тому, но ничего не видел в них, слишком погруженный в свои страхи.
- Солнышко, - прошептал гитарист, невесомо целуя в уголок губ.
- И я люблю тебя, - поспешил добавить он, увидев мелькнувшую неуверенность на красивом лице близнеца.
Тетрадка выпала из рук Билла, когда Том резким движением обнял его, с силой прижимая к себе, мечтая больше никогда не отпускать.
Они обнимались, наверное, впервые в жизни ощущая свою полную целостность, потому что в этот момент ничто не разделяло их.
Парни стояли в тишине номера, вслушиваясь в стук сердец друг друга, в шум дыхания, и это была самая прекрасная музыка, которую они когда-либо слышали в жизни.
Том с неохотой разжал руки и сделал шаг назад, с легкой светлой улыбкой глядя в яркие глаза близнеца.
- Мы с тобой идиоты, - просто сказал он и чмокнул в нос, наслаждаясь довольной мордашкой Билла.
- Есть такое, - радостно подтвердил тот, жмурясь в ответ на шутливую ласку.
Но тут же его лицо стало серьезным.
- Том, я давно хотел тебе рассказать кое-что, - начал он, оглядываясь в поисках дневника. Старший мгновенно согнал с лица улыбку и внимательно посмотрел на брата. А тот, найдя тетрадь, сидел на краю кровати и почему-то боялся поднять глаза на Тома.
- Билл…- обеспокоено позвал Том, прикасаясь к взъерошенной макушке близнеца.
- Я боюсь, что ты решишь, будто я ненормальный, - тихо проговорил младший.
- Я и так в этом уверен, - не удержался Том, но, увидев возмущенный взгляд, тут же добавил, - как впрочем и я. Билл, мы тут оба психи и ничто в мире этого уже не изменит. Рассказывай уже, а то я просто умру от любопытства, - и тихонько добавил,- и волнения, - еще тише, - за тебя.
За что был награжден счастливой улыбкой, но Билл сразу же стушевался и перевел взгляд на тетрадь.