А в респектабельной части города в своей квартире на четырнадцатом этаже молодой адвокат, приобретший уже некоторую известность громкими делами, которые он выиграл, празднует свой очередной триумф в одиночестве. Бутылка дорогого виски уже наполовину пуста, а в руке дымится сигарета. Курить Георг бросил пять лет назад, но сегодня это неважно. Глаза блуждают по квартире, силясь найти в ней что-то действительно ценное, то, что стоит стольких усилий и трудов. Но взгляд не цепляется ни за один предмет. И рядом нет никого, кто мог бы помочь ему в этом поиске. Глубоко вздохнув и на секунду прикрыв глаза, он рывком поднимается на ноги и направляется в ванную. Там, словно подгоняя сам себя, он быстро разобирает свою бритву и приставляет лезвие к тонкой коже, прикрывающей вены. Георг делает сильное, отчаянное движение наискосок по запястью. Он не смотрит на свои руки, в зеркале напротив мужчина видит единственного верного ему спутника - свое отражение. По пальцам в раковину скользят первые капли крови, по щеке катится слеза… А на столе лежит письмо, неровным почерком рассказывающее о разрыве с его, он думал, любовью, и в пепельнице тлеет недокуренная сигарета.

В звукозаписывающей студии близнецов всегда стоят целые мешки с письмами, в которых им признаются в вечной любви, преданности и тому подобных вещах. Но они всегда считали это наигранным, неинтересным, хотя и нелицемерным, но не заслуживающим внимания. А друг другу они рассказывают о своих чувствах в музыке, такой способ кажется им наиболее естественным. Ведь в ней, как и в темноте, они становятся самими собой, сохраняя при этом свою тайну ото всех. Но сейчас музыка осталась где-то там, за этими стенами, словно в параллельном измерении. В эту минуту существует лишь небольшое пространство вокруг их тел. Наконец, они разрывают поцелуй и, переводя сбившееся дыхание, рассматривают свое отражение в брате. Их всегда было двое, и никакие законы не могут этого изменить. Это знание горит у них в глазах постоянно, спрятанное от других, но иногда разгорается до таких пределов, что скрыть невозможно. На секунду в глазах одного мелькает его огонек, вызывая смех, не резкий и звонкий, а мягкий, чуть приглушенный, полный даже не счастья, а ликования. Начинает смеяться и брат, потому что нельзя хотя бы не улыбнуться. На волне этих ощущений они кидаются друг другу навстречу и падают на кровать. А поклонники с их любовными признаниями и откровенными предложениями существуют в другом мире и не могут проникнуть сюда.

На окраине в заброшенном доме на чердаке сидят два парня. У Эдди в руках шприц, у Алекса чуть выше локтя перетянут жгут. И предвкушение искажает лица обоих в какой-то жуткой гримасе. Холодный металл иглы касается кожи, разрывая ее, принося секундную вспышку боли, ища вену. Наконец, она найдена и медленно, капля за каплей, жидкость начинает растворяться в крови. Практически сразу с этим по телу Алекса разливается нега и легкость, проникая в каждый уголок, во все клетки. Ради этих, ни с чем несравнимых ощущений он готов на любой, самый низкий поступок, не остановится ни перед чем. Парней это пугает, но делает их жизни яркими и красочными. Они не могут об этом забыть, снова и снова ища дозу. Всегда хочется большего. И когда-нибудь на полу этого сырого темного чердака найдут два трупа с застывшим выражением непередаваемого удовольствия на лицах и диагнозом - передозировка.

Лежа на кровати, близнецы все так же продолжают покрывать ласками уставшие тела. Они будто сливаются, невозможно различить, кто кончиками пальцев дотрагивается до соска другого, заставляя выгибаться и стонать, чья ладонь, поглаживая живот, спускается все ниже, вызывая мучительно-сладкие судороги во всем теле, четыре ноги переплетены так тесно, что, кажется, принадлежат одному существу. Рука одного скользит по внутренне стороне бедра, разводя ягодицы. Палец аккуратно проникает внутрь. Никакой боли не ощущается, небольшой дискомфорт быстро сменяется взрывом наслаждения, когда уже два пальца дотрагиваются до особо чувствительной точки. Руки лишь готовят их обоих. Теперь же, когда плоть одного не спеша проникает в другого, все их ощущения обостряются до предела, они чувствуют друг друга намного острее, заставляя забыть весь остальной мир, как иллюзию. Большего нельзя и желать. Но им и не надо ничего, кроме этого. Ради таких ощущений можно было бы и умереть, но смерть не посмеет раскрыть их секрет, словно она тоже вовлечена в это таинство. Они замирают, привыкая, и, кажется, вселенная останавливается в этот миг.

В соседнем доме семейная пара тоже занимается любовью. Просторная светлая комната, обставленная со вкусом, свежие обои на стенах, мягкая удобная постель, на тумбочке ваза с букетом – плоды трудов Катерины. Все эти детали женщина замечает в то время, как ее муж грубовато ласкает ее тело большими ладонями. Движения Лукаса внутри нее резки, но не вызывают ни приятных, ни болезненных ощущений. Мужчина, совершая быстрые толчки, нависает над женой на вытянутых руках, смотрит он при этом на стену перед собой. Секс для них стал не то, чтобы привычкой, а скорее необходимым ритуалом, правилом приличия, положенным всем супругам. Поэтому им приходится им заниматься.

Под окнами квартиры своего бойфренда Лили кричит Маркусу о своей любви. Она готова поведать об этом не только ему, но и всем соседям, всему городу, не осознавая еще того факта, что, даже если завтра они расстанутся, она не будет долго горевать, позволив утешить себя первому желающему. И уже ему будет говорить слова любви. А еще Лили не понимает, что она не дождется того момента, когда в окнах Маркуса зажжется свет. Девушка не знает, что он сейчас танцует с другой в клубе, где они познакомились. И не знает, что Маркус обнимает и прижимает в танце незнакомку так же, как ее саму при их первой встрече. Лили все кричит и кричит. Вскоре она расплачется и убежит, а на утро забудет свою глупую выходку, как дурной сон, которому не стоит придавать значения.

Близнецы знают цену словам. Может, потому за этот вечер не было произнесено ими ни единой фразы. Лишь бессвязные стоны поглощает темнота сейчас. Даже в то время, когда эти стоны уже перестают быть отдельными звуками, а сливаются, дополняя друг друга, в одну непрерывную мелодию, а движения все же теряют свою размеренность и плавность, даже в тот момент, когда все тело сводит судорогой, и внизу живота взрывается бомба, даже тогда с алых, припухших от поцелуев губ срываются в крике лишь имена:
- Билл…
- Том…
И уже значительно позже, когда дыхание выровняется, а приятная усталость охватит тела, смотря в глаза близнецу, одними губами они прошепчут друг другу:
- Люблю тебя…
Этого они не забудут никогда.

The end.